Избегание ответственности
Американский психиатр и психотерапевт, доктор медицины, профессор психиатрии Стэнфордского университета Ирвин Ялом об избегании ответственности.
Слово «ответственность» имеет много оттенков значения. Надежного, заслуживающего доверия человека мы называем «ответственным». «Ответственность» подразумевает также подотчетность – юридическую, финансовую или моральную. В сфере психического здоровья под «ответственностью» имеют в виду способность пациента к рациональному поведению, а также моральные обязательства терапевта перед пациентом. Хотя каждый их этих смыслов имеет то или иное отношение к нашей теме, здесь я употребляю слово «ответственность» в одном специфическом смысле – в том же самом смысле, что и Жан-Поль Сартр, когда он писал, что быть ответственным значит быть «неоспоримым автором события или вещи».
Компульсивность
Одна из наиболее распространенных динамических защит от сознавания ответственности – создание психического мира, в котором нет переживания свободы, а есть существование под властью некой не преодолимой, чуждой для Эго («не я») силы. Мы называем эту защиту «компульсивностью».
Клинической иллюстрацией может служить случай Бернарда, двадцатипятилетнего коммивояжера, основные проблемы которого концентрировались вокруг вины и «одержимости». Он был одержим в своем половом поведении, в работе и даже в проведении свободного времени. Это тот самый мужчина, о котором шла речь в приме ре, приведенном во введении к части II. когда ему не удалось организовать интимную встречу (он намеренно позвонил слишком поздно), он вздохнул с облегчением: «Теперь я смогу сегодня ночью почитать и выспаться – чего я на самом деле и хотел». Эта примечательная фраза – «чего я на самом деле и хотел» заключает в себе загадку проблем Бернарда. Возникает очевидный вопрос. «Бернард, если именно этого ты на самом деле хочешь, почему бы тебе не делать это прямо?» Бернард отвечал на этот вопрос по-разному. «Я не знал, что по-настоящему хотел именно этого, пока не почувствовал волну облегчения, прошедшую по моему телу, когда последняя женщина мне отказала». В другой раз его ответ сводился к тому, что он не сознавал наличие выбора. «Снять женщину вот и все, о чем шла речь» Влечение было столь властным, что он и подумать не мог о том, чтобы не лечь в постель с доступной женщиной, хотя было совершенно ясно: краткое сексуальное возбуждение не стоит связанных с ним неприятных переживаний – опережающей тревоги, чувств неудовлетворенности собой (постоянные размышления на сексуальные темы снижали его потенцию), чувства вины и страха, что жена узнает о его половой распущенности, презрения к себе, обусловленного сознанием, что он поступал нечестно, используя женщин как неодушевленные предметы. Бернард, таким образом, избегал проблемы ответственности и выбора с помощью компульсивности, устранявшей выбор, в его субъективном переживании это было так, как если бы он, борясь за свою жизнь, пытался удержаться верхом на обезумевшем, неуправляемом диком коне. Он обратился за терапевтической помощью, ища облегчения от дисфории, но не желал видеть того, что на определенном уровне он несет ответственность за возникновение своей дисфории, своей компульсивности – короче говоря, за создание каждого аспекта своей затруднительной жизненной ситуации.
Перенос ответственности
Многие люди избегают личной ответственности, перенося ее на другого. Особенно распространен этот маневр в психотерапевтической ситуации. Одной из основных тем моей работы с Бернардом было его стремление переложить ответственность с себя на меня. Между сессиями он не думал о своей проблеме, вместо этого он просто собирал материал и «вываливал» его мне на колени. (Он хитроумно парировал мой комментарий по этому поводу, заявил, что если бы «обрабатывал» материал заранее, на сессиях не было бы спонтанности.) Он редко приносил сны, потому что не мог заставить себя записать их во время кратких ночных пробуждений, а к утру забывал. В тех редких случаях, когда Бернард записывал сон, он ни разу не просматривал запись между временем написания и сессией и зачастую в конце концов не в состоянии был разобрать собственный почерк. В течение летнего перерыва, когда я уехал в отпуск, он «считал часы» до моего возвращения, и в ночь перед нашей условленной встречей ему приснился сон, что он играет в футбол и видит себя усевшимся мне на плечи и принимающим мяч за линией поля противника. На первой сессии он символически отыгрывал этот сон: завалил меня детальными отчетами о своих летних тревогах, чувстве вины, половом поведении и самоуничижении. В течение четырех недель он уступал своей компульсивности и тревоге, ожидая моего возвращения, чтобы я показал ему, как им противостоять. Часто используя в своей работе технику мозгового штурма, он тем не менее, казалось, был растерян, когда я предложил ему выполнять простое упражнение (поразмышлять о себе в течение двадцати минут и затем записать свои наблюдения). После нескольких (плодотворных) попыток он «не смог найти время» для упражнения. После сессии, на которой я настойчиво продолжал показывать ему, как он перекладывает на меня свои проблемы, ему приснился сон: «Мужчина Х (индивид, напоминавший Бернарда, очевидно, двойник) позвонил мне, желая со мной встретиться. Он сказал, что я знал его мать и теперь он хочет увидеться со мной. Я чувствовал, что не хочу с ним встречаться. Потом я решил, что, поскольку он работает в области общественных связей, может быть, мне стоит подумать, что я могу от него получить. Но потом мы не смогли выделить время для встречи: наши планы были несовместимы. Я сказал ему: «Может быть, нам следует запланировать встречу, чтобы поговорить о вашем плане!’ Я проснулся смеясь». Чтобы встретиться со мной, Бернард проезжал пятьдесят миль, и никогда не ощущал, чтобы его тяготила долгая дорога. Однако, как ясно показывает сон, он не мог и не стремился найти время для сессии с самим собой. Несомненно, для Бернарда, как и для любого другого пациента, не работающего в отсутствие терапевта, это не вопрос времени или удобства. Речь идет о том, чтобы взглянуть в лицо своей личной ответственности за собственную жизнь и процесс изменений. И сознанию ответственности неизменно сопутствует страх отсутствия почвы. Принятие ответственности – необходимая предпосылка терапевтического изменения. Пока человек верит, что его ситуация и его дисфория порождаются кем-то другим или некоторой внешней силой, какой смысл стремиться к личностному изменению? Люди обнаруживают неистощимую изобретательность в нахождении путей избегания сознания ответственности. Один пациент, например, жаловался на тяжелые, давние сексуальные проблемы в своем браке. Я убежден, что, прими он ответственность за свою ситуацию, его ожидала бы пугающая конфронтация с собственной свободой, обнаружение того факта, что он заключен в сотворенную им самим тюрьму. Действительно, он был свободен: если секс для него достаточно важен – уйти от своей жены, или найти другую женщину, или подумать об уходе от жены (одной мысли о том, чтобы разойтись с ней, хватало, чтобы вызвать пароксизм тревоги). Он был свободен изменить любой аспект своей сексуальной жизни, и этот факт также был существенным, поскольку означал, что этот человек должен принять ответственность за пожизненное подавление своих сексуальных чувств, так же как и многих других аспектов его аффективной жизни. В результате он упорно избегал встречи с ответственностью и объяснял свои сексуальные проблемы рядом внешних по отношению к себе факторов: отсутствием у жены сексуального интереса и склонности к изменению; скрипучими пружинами кровати (настолько громкими, что дети могли услышать звуки коитуса; по многим абсурдным причинам, кровать нельзя было сменить); своим возрастом (ему было сорок пять) и врожденным либидинозным дефицитом; своими неразрешенными проблемами отношений с матерью (как часто бывает с генетическими объяснениями, это больше служило оправданием избегания ответственности, чем катализатором изменений). Существуют и другие способы переноса ответственности, часто встречающиеся в терапевтической практике. Параноидные пациенты очевидным образом делегируют ответственность другим индивидам и силам. Они отрекаются от собственных чувств и желаний, неизменно объясняя свою дисфорию и свои неудачи внешними влияниями. Главная и часто неосуществимая терапевтическая задача в работе с параноидными пациентами состоит в том, чтобы помочь им принять собственное авторство спроецированных ими чувств. Избегание ответственности является также фундаментальным препятствием в психотерапии пациентов с психосоматическими заболеваниями. У таких пациентов ответственность исключена дважды: они переживают соматический дистресс вместо психологического; даже признавая психологический субстрат своего соматического расстройства, они склонны прибегать к защитам путем экстернализации – объяснять свою психологическую дисфорию плохими нервами или неблагоприятными условиями среды.
Отрицание ответственности: невинная жертва
Отдельным типом избегания ответственности является склонность некоторых индивидов (обычно относимых к категории истерических личностей) отрицать ответственность путем ощущения себя невинной жертвой событий, которые они сами (не желая того) инициировали. Например, Кларисса, сорокалетняя женщина, практикующий психотерапевт, пришла в терапевтическую группу для работы над свои ми давними трудностями развития интимных отношений. У нее были крайне тяжелые проблемы отношений с мужчинами – начиная с грубого, обвиняющего отца, привычно отвергавшего и наказывавшего ее. Во время нашей первой встречи, предшествующей приему в группу, она сказала мне, что несколько месяцев назад прекратила длительную психоаналитическую терапию и сейчас считает, что ее проблемами лучше заниматься в групповой ситуации. После нескольких месяцев посещения группы она сообщила нам, что вскоре после вступления и группу возобновила свой анализ, но не сочла это обстоятельство достаточно важным, чтобы информировать группу. Однако сейчас ее терапевт, резко не одобряющий групповую терапию, интерпретирует ее участие в терапевтической группе как «отреагирование». Очевидно, что пациент не может работать в терапевтической группе, если его индивидуальный терапевт возражает против этой работы и подрывает ее. По предложению Клариссы я попытался войти в контакт с ее терапевтом, но тот предпочел остаться на психоаналитической позиции полной конфиденциальности и – на мой взгляд, с некоторым высокомерием – отказался даже говорить со мной на эту тему. Я чувствовал, что Кларисса меня «подставила», был раздражен на ее терапевта и ошеломлен поворотом событий. Кларисса все это время сохраняла вид полного простодушия и легкой озадаченности запутанными событиями, происходящими с ней. Члены группы считали, что она «прикидывается дурочкой» и, пытаясь помочь си увидеть собственную роль в этих событиях, стали более категоричными, почти обвиняющими в своих комментариях. Кларисса вновь почувствовала себя преследуемой, особенно мужчинами, и «в силу обстоятельств, находящихся вне ее контроля» была вынуждена покинуть группу. Этот инцидент воспроизводил в миниатюре центральную проблему Клариссы – избегание ответственности, которого она достигала, играя роль невинной жертвы. Хотя она еще не была готова увидеть это, данная ситуация содержала в себе разгадку ее трудностей в интимных отношениях. Двое значимых в ее жизни мужчин, ее аналитик и ее групповой терапевт, почувствовали, что ими манипулируют, и – если говорить обо мне – рассердились на нее. Другие участники группы также чувствовали себя используемыми. Ее отношения с ними не были искренними; напротив, они ощущали себя лишь марионетками в драме, которую она разыгрывала со своими терапевтами. Вспомним, что Кларисса обратилась за терапевтической помощью из-за своих трудностей установления интимных отношений. Ее ответственность за эти трудности была предельно ясна группе. Она никогда не была по-настоящему с кем-либо. Находясь рядом с членами группы, она в это время было со мной: находясь рядом со мной, она была со своим терапевтом; и несомненно, находясь рядом с ним, она в действительности была со своим отцом. Ее психическая динамика невинной жертвы была тем очевиднее, что она сама являлась опытным психотерапевтом, вела терапевтические группы и хорошо знала о важности контакта между индивидуальным и групповым терапевтом.
Отрицание ответственности: потеря контроля
Еще один способ сбросить с себя ответственность временно оказаться «не в своем уме». Некоторые пациенты имеют обыкновение временно входить в иррациональное состояние, в котором они как бы получают право действовать безответственно, поскольку не в состоянии отдать отчет в своем поведении даже себе. Именно эту проблему затронул терапевт в одном из примеров, приведенных в начале части II, когда спросил пациентку (сетовавшую, что ее поведение не было преднамеренным): «Чье это бессознательное?» Важно отметить, что, внимательно изучив такого пациента, терапевт обнаружит: «потеря контроля» происходит отнюдь не случайно, она целенаправленна и позволяет пациенту как получать вторичную выгоду («вознаграждения»), так и испытывать самообман избегания ответственности. Пациентка, подвергавшаяся грубому и жестокому обращению со стороны бесчувственного, садистического любовника и затем отвергнутая им, «потеряла контроль» и, «сойдя с ума», радикально изменила баланс сил в отношениях. Она непрерывно преследовала его в течение нескольких недель; неоднократно вламывалась в его квартиру, производя там бессмысленные разрушения; устраивала сцены с пронзительными воплями и швырянием посуды в ресторанах, когда он обедал там с друзьями. Благодаря своему безумному, непредсказуемому поведению она одержала полную победу. Бывший возлюбленный запаниковал, стал искать защиты в полиции и в конце концов вызвал срочную психиатрическую помощь. В этот момент, достигнув своей цели, она – как ни странно – вновь обрела контроль над собой и стала вести себя совершенно рационально. Более мягкий вариант этой динамики встречается отнюдь не редко. Для многих людей собственная потенциальная иррациональность служит средством тирании по отношению к партнеру. Потеря контроля несет с собой еще одно распространенное вознаграждение: интимную заботу. Некоторые пациенты так сильно жаждут, чтобы терапевт с ними нянчился, кормил «с ложечки» и вообще заботился о них самым интимным образом, что ради этого «теряют контроль» вплоть до глубокой регрессии, требующей госпитализации.
Избегание автономного поведения
Терапевтов часто приводят в недоумение пациенты, которые очень хорошо знают, что им делать, чтобы помочь самим себе, но необъяснимым образом отказываются совершить нужный шаг. Пол, депрессивный пациент, находившийся в процессе поиска работы, приехал в Нью-Йорк для интервью с работодателями. Он чувствовал себя ужасно одиноко: интервью заполняли лишь шесть часов из трехдневного периода, а остаток времени проходил в одиноком, лихорадочном ожидании. В прошлом Пол долго жил в Нью-Йорке, и у него там было много друзей, чье присутствие, несомненно, подбодрило бы его. Он провел два одиноких вечера, глядя на телефон и желая, чтобы они позвонили. что было невозможно, поскольку они никак не могли узнать о его пребывании в городе. Однако он не мог поднять телефонную трубку и позвонить им. Почему? Мы подробно анализировали эту ситуацию, начиная с объяснений типа «нет энергии», «слишком приниженно себя чувствую, чтобы искать . Лишь постепенно мы поняли, что его поведение отражало отсутствие готовности признать, что его благополучие и комфорт находятся в его собственных руках и что помощь не придет, пока он не предпримет действия, приближающие эту помощь. В какой-то момент я сказал, что его пугает перспектива быть собственным отцом; эта фраза оказала мощное воздействие на Пола, и в процессе дальнейшей терапии он неоднократно к ней возвращался. Парадокс его ситуации заключался в том, что для преодоления своего социального одиночества он должен был испытать свое экзистенциальное одиночество. На этих примерах мы видим слияние референтных структур: принятие ответственности приводит к отказу от веры в существование конечного спасителя – чрезвычайно трудная задача для индивида, построившего свое мировоззрение на фундаменте этой веры. Эти две референтные структуры в совокупности определяют базовые динамики зависимости, а также обеспечивают терапевта цельной и мощной объяснительной системой, позволяющей понять патологически зависимый характер.
Расстройства в сфере желаний и принятия решений
Тот, кто, полностью сознавая, испытывает желание и принимает решение, неизменно сталкивается с ответственностью. Каждый сам творит себя, центральная тема следующей – испытывание желаний и принятие решений есть составляющие элементы творения. Как часто говорил Сартр, жизнь индивида конституируется его выборами. Индивид собственной волей приходит к существованию в виде того, что он есть. Если человек испытывает ужас перед сознанием самоконституирования (и перед сопутствующим сознанием отсутствия почвы), то он может избегать проявления воли, например, делая себя нечувствительным к своим желаниям или чувствам, отказываясь от выбора или перекладывая выбор на других людей, институты или внешние события.
Источник: Ирвин Ялом «Экзистенциальная психотерапия».
Откуда берется привычка перекладывать ответственность на других
Что заставляет ребенка говорить подобные вещи?
Ложь = фантазия
Начнем с самой безобидной причины, а именно с того, что ребенок до определенного возраста (до 4–5 лет) настолько живет в своих фантазиях, что зачастую они неотделимы от реальности.
Например, малыш играет в кота, который балуется дома в отсутствие хозяев. И вот этот «кот» захотел раскидать карандаши, а вслед за ними и другие вещи. Когда вы приходите и обнаруживаете, что детская комната превратилась в свалку, ребенок переносит этот проступок на кота (выдуманного или реального, если он у вас есть).
Что делать? Не паниковать, что ребенок растет вруном и трусом. Лучше с серьезным видом выслушать небылицу, сочувственно покивать головой со словами: «Надо же», «Понимаю», потом улыбнуться, поблагодарить за интересную сказку и предложить вместе навести порядок.
Таким образом вы покажете ребенку свое терпение, уважение (внимательно тебя слушаю, не осуждаю) и привьете ему ответственность, которой пока не хватает (давай уберем разбросанное).
Неумение брать ответственность
Умение или неумение брать ответственность за свои поступки формируется у ребенка в результате наблюдения за поведением взрослых.
Ошибочное поведение родителей:
- Личный пример. Родители и ближайшие родственники на глазах ребенка перекладывают вину на других: «Начальник – псих, чуть опоздаю – сразу на ковер», «Ты сама виновата: не напомнила, что мне завтра рано на работу» и т. д.;
- Гиперопека. Чтобы успокоить плачущего малыша, родители ищут виновного среди других людей, предметов, животных: «О камушек ударился? Давай-ка брось его со всей силы. Так ему!», «Кошка цапнула? Ах она нехорошая! Прогони ее!» Причем совершенно не учитывается, что малыш ее дразнил.
Глядя на вышеперечисленные родительские примеры, ребенок понимает, что винить окружающих в собственных неудачах – это обычное дело. Более того, это удобно. Не надо исправлять свои ошибки, учиться на них, пусть это делают те, кого он обвинил.
Что делать? Следить за собой, признавать свою вину, если вы виноваты. Личным примером показывать, что брать на себя ответственность – это поступок взрослого и сознательного человека.
Возвращать ответственность ребенку: «Не камушек тебя ударил (если ребенок действительно так считает), а ты сам ударился – давай подую», «Кошка тебя цапнула, потому что ты ее дразнил. Они этого не любят. Больше не дразни кошек, пожалуйста. Пойдем помажем зеленкой».
«Сказал правду? Получай!»
Вы, наверное, не раз замечали, что родители вроде бы и требуют правду от ребенка, а, получив ее, тут же наказывают. Одна мама, выясняя, кто из детей разрисовал паспорт, в ответ на чистосердечное признание малыша накричала и ударила его.
Вопрос: будет ли личность с хорошо развитым условным рефлексом говорить правду в дальнейшем? Нет, потому что за нее бьют.
Что делать? Если вы действительно хотите узнать, кто из ваших детей пролил суп на пол, почему у ребенка не получилась поделка, для чего он искупал в тазу магнитики из путешествий, обещайте, что не будете на виновника кричать, а лишь похвалите за честность и смелость. Это очень важное качество в жизни.
А честное признание – это дополнительный бонус, потому как является ценной информацией для корректировки семейных отношений и налаживания домашнего быта: «Пролил суп? Да, неприятно… Просто вытри за собой, хорошо?», «Поделка не получилась, потому что мальчик забрал у тебя синий пластилин?» (ок, разбираем конфликт, а не ругаем за поделку), «Искупал магнитики, потому что они классные?» (убираем магнитики с глаз долой, даем то, что можно купать).
«Ты неумеха», «У тебя руки не из того места растут», «Из тебя ничего не выйдет» и другие отрицательные аф ребенка такими разрушительными аффирмациями, он засомневается в своих способностях. А дальше – больше: или вообще перехочет чем-либо заниматься, или, делая что-либо, станет заранее программировать себя на неудачу. И если неудача все же случится, то, боясь гнева, насмешки, упрека родителей, он пойдет искать виновных во внешней среде: «Ты мне плохой пластилин купила», «Вы мне бракованные лыжи дали», «Ваня вылез из колыбельки и порвал мою снежинку», «Я не сделал коллаж, потому что клей взмыл вверх и вылетел в форточку».
Что делать? Исключить из своей речи отрицательные аффирмации, обидные ярлыки, прозвища и эпитеты. Проверить, не предъявляете ли вы своему ребенку завышенные требования? Подбадривать ребенка в любом начинании, даже если нарисованный Дед Мороз вышел криво, а салат оказался пересоленым, и обязательно мотивировать на дальнейший успех.
К чему может привести привычка перекладывать ответственность на других?
К нарциссизму. К детскому, а вслед за ним и взрослому
Нарциссизм – это личностная дисфункция, которая может привести к личностному расстройству, проявляющемуся в исключительной самовлюбленности.
Человек привыкает думать, что он лучше других, виртуозно обесценивает действия, мысли, успехи окружающих, не может найти себе друзей, понимание среди коллектива, если ему удается завести семью, то в семейной жизни часто становится моральным тираном, мучает вторую половину и детей. Нарцисс не видит, не понимает своего «я», часто нервничает, успокаивается только тогда, когда видит, что загнал собеседника в угол.
К тенденции рассуждать по типу «Все вокруг виноваты, один я белый и пушистый»
Человек привыкает обвинять всех вокруг и не хочет совершенствоваться. Вероятно, вы встречали таких людей среди коллег, родственников, случайных попутчиков и др.
С ними бывает трудно общаться, потому как любую тему они переводят в негатив. Вы им про мужчин, а они: «Мужчинам доверять нельзя», вы им про новый коллектив, а они вам про свой: «Я к ним с душой – они меня подставили», вы им про свою подругу, а они яростно протестуют, что женской дружбы не существует в принципе.
Застревая в роли ребенка («Я центр вселенной, а остальные крутятся вокруг меня»), такие люди не могут рационально разрешать конфликты, договариваться. Если находят себе друга-подругу, вначале его (ее) неадекватно идеализируют, а при малейшей неприятности в отношениях погружаются в лютую ненависть.
К совершенствованию лжи
Если не работать с детским страхом наказания (не обращать на страх внимания, не хвалить за смелость признаться в содеянном, а лишь порицать за проступки), это может перерасти во взрослую привычку подставлять других, «лишь бы мне было хорошо».
Вначале ребенок понимает, что можно свалить вину на маленького брата, который только-только начал ходить, а взрослея, учится придумывать более сложные схемы провокации и подстав, которые станет проворачивать в учебных, рабочих коллективах и собственной семье.
К апатии, нежеланию что-либо делать
Есть вероятность, что под влиянием отрицательных аффирмаций подрастающий человек может стать апатичным, не понимающим, что ему надо от жизни. У взрослого человека могут возникнуть проблемы с мотивацией: например, он может загораться каким-либо делом, вкладывать немалые средства, но бросать его на полпути, прикрываясь различными причинами. Также такой человек может стать слабым звеном в семье, уйти в химическую зависимость, секты, сомнительные компании или просто отдалиться от общества, впасть в депрессию.
